Земля навылет[litres] - Геннадий Прашкевич

Я пробормотал:

— Похоже, ты впрямь на воздушной подушке?

Оборотень слабо замерцал в ответ, зависнув в высокой траве.

— Ты что, правда, выбрал меня? — сказал я вслух, вспомнив, что говорил голландец. И выдохнул: — Ладно. У меня нет выбора.

Глава VI

Конец вселенной

К утру я был далеко от лагеря.

Оборотень бесшумно следовал за мной, будто действительно решил никогда не оставлять меня. Помня поведение легионеров в последние минуты перед моим уходом, я ничему не удивлялся. «Возьми одну из рубашек Шлесса…», «Держись слоновьей тропы…», «Компас лежит в палатке на вещмешке…»

Странные подарки.

А организовал их, несомненно, оборотень.

Наверное, он мог организовать и еще что-нибудь, обязательно мог что-то такое организовать, но почему-то я его не опасался. А организуй он заново тот ночной праздник запахов, я бы только обрадовался. Там, среди тех запахов… Я никак не мог вспомнить… Я мучительно не мог вспомнить… Тот был такой тонкий запах… Я знал его… Что он напоминал?..

Карты у меня не было, но шел я уверенно.

Военных постов я совсем не боялся — основные части Иностранного легиона располагались южнее, ну а от случайных встреч с симбу в Конго не застрахован никто. Было бы нелепо опасаться таких встреч. Надо было просто быть к ним готовым.

— Давай, прочищай мне мозги, — одобрил я поведение оборотня. — Веди меня, стереги меня. Я нуждаюсь в этом.

«Но откуда ты? — думал я, разводя стволом автомата ветви. — Почему тебе повезло на встречу со мной, а не с кем-то, кто действительно мог понять твое происхождение? Окажись ты в Европе или где-нибудь в Северной Америке, у тебя был бы шанс. А здесь… Здесь я и сам почти не имею шансов… Если, конечно, не сумею выгодно сбыть тебя…»

Я с сомнением покачал головой.

Как я управлюсь с оборотнем в городе?

Как вообще доберусь до ближайшего города?

Разве люди премьер-министра Моиза Чомбе позволят мне потеряться в каком-то из городов?

Со злобной мстительностью я решил: при первом случае продам оборотня! Почему бы и нет? Разве мне не нужны наличные? В сорок пять лет поздно начинать посудомойщиком в дешевом кафе. А новые ангажементы на проведение сельскохозяйственных работ мне больше не светят.

Я знал, что почти по самой границе Бельгийского Конго с Угандой тянется извилистое шоссе.

К нему я и стремился.

Из Уганды нетрудно пробраться в Родезию, а в Родезии можно снять деньги в банке или действительно продать оборотня.

Там будет видно.

Главное — добраться до места.

На какой-то поляне я обратил внимание на то, что впервые при такой передышке оборотень на траву не опустился. Обычно он подминал под себя траву, моментально ее вымораживая.

Я поднял голову и увидел черного.

Мне хватило мгновения, чтобы упасть на землю.

К счастью, я не открыл стрельбу.

Что-то в позе негра меня удивило, слишком неестественной она мне показалась. Ну да, сказал я себе, негр стоит на коленях. И не передо мной, это понятно. Он стоит на коленях перед оборотнем.

Грудь негра вздымалась.

Б правой руке он сжимал короткое копье.

С первого взгляда было понятно, с каким, собственно, желанием борется негр. Голландец был прав, постоянно утверждая: стреляй первым. Стреляющий первым всегда прав. Но я не выстрелил. Я видел, как трудно приходится негру, который пытается одновременно решить две противоречащие друг другу задачи — и угодить оборотню, и пустить в меня копье.

Убей черного, обычно говорил голландец.

Убей черного и брось его рядом с термитником.

Через пару часов термиты очистят тело до костей. А если они почему-то пренебрегут негром, ты увидишь удивительную штуку — белого негра! Не знаю, почему это происходит, но под палящим солнцем тело негра обычно выцветает до белизны.

Ван Деерту можно было верить.

— Кенда! — коротко крикнул я негру, поднимаясь с земли и держа палец на спуске автомата. — Иди!

Он медленно поднялся.

Он отступил на шаг, потом еще на шаг.

Поскольку он смотрел при этом не на меня, а на оборотня, я не мог видеть — что там в его глазах?

Потом он прыгнул в чащу.

Я незамедлительно поступил так же.

Сердце мое забилось только потом, когда я поднялся к белым скалам, как ворота открывающим вход в длинное, наглухо перекрытое в конце ущелье. Идеальная ловушка для дураков, но недурная позиция для долговременной огневой точки.

Взобравшись на плоскую, прикрытую кустами и развалом каменных глыб площадку, нависающую над входом в ущелье, я бросил мешок в траву. Пиво у меня еще было. Я не торопясь опустошил банку. Я решил здесь заночевать. И упал на траву, положив автомат под руку. Оборотень отстал, я его не видел, но почему-то я знал, что он скоро появится.

Мне показалось, что звезды в небе надо мной раскиданы реже, чем над Хорватией. Над самым горизонтом мерцал опрокинутый ковш Большой Медведицы, а напротив торчком стоял Южный Крест. «Прекрасная позиция, — автоматически отметил я. — Если залечь под Крестом…»

К черту!

Кто я?

Почему мне в голову приходят только такие мысли?

Ну да, сперва юнец, поверивший зажигательным речам Анте Павелича. Потом хорошо показавший себя усташ, бежавший вместе с Павеличем в Бад-Ишле. Позже опытный рейнджер, трижды проводивший теракты на территории Югославии. А еще позже наемный убийца, обыкновенный киллер, топчущий чужую землю.

«Мы печатаем шаг, наши мышцы крепки, мы хотим покорить дальние страны…»

Перевернувшись на спину, я негромко произнес:

— Киллер…

Звезды в небе мерцали ровно, и я подумал, что если оборотень и правда попал к нам оттуда — со звезд, то ему здорово не повезло. Черные, конечно, смотрят на него, закатывая глаза, а белые таращатся, сразу прикидывая его рыночную цену. Он никогда не добьется настоящего внимания, если он, конечно, ищет внимания. Он может как угодно светиться, он может устраивать какие угодно чудеса, все равно его везде будут воспринимать лишь как нелепого фокусника. И его фокусы будут вызывать только раздражение. Людей много, они разные. И у каждого свои желания. Попробуй, угоди им.

К черту!

Никогда в жизни я не чувствовал себя таким одиноким, как в ту ночь в Катанге.

Трава, шорохи, птицы, камни — все казалось мне чужим.

Я тонул.

Я знал, что тону.

Я тонул в вонючем смертном болоте, хрипя, катался по камням, ударяясь о собственный автомат, и смертельно боялся одиночества, страдал от него, как от пытки.

— Киллер! — орал я звездам. — Я киллер!

Вдруг мое сумасшествие ушло.